Н.И. Капырина,
PhD
доцент кафедры интеграционных процессов МГИМО (у) МИД РФ

Для цитирования:

Капырина Н.И. Презумпции в авторском и смежных правах, сравнительный опыт России и Франции // Журнал Суда по интеллектуальным правам. Март 2023. Вып. 1 (39). С. 96-119.
DOI: 10.58741/23134852_2023_1_96

Kapyrina N.I. Presumptions in copyright and neighbouring rights, a comparative view of Russian and French approaches // Zhurnal Suda po intellektual'nym pravam. March 2023. 1 (39). Pp. 96-119. (In Russ.).
DOI: 10.58741/23134852_2023_1_96

Praesumptio sumitur de eo quod plerumque fit или презумпция выводится из того, что происходит чаще всего. Правовой инструмент презумпции отсылает к теории вероятности, статистике и анализу данных, то есть к сфере точных наук, которые сегодня применяются во многих областях теоретического и прикладного знания. В юриспруденции презумпции – распространенный инструмент, который в первую очередь относят к особым правилам распределения обязанностей по доказыванию в рамках судебного рассмотрения спора1. Если в самом широком смысле презумпция – то, что принимается (sumo) или полагается до всего остального (prae), ее применение связано с процессом индукции, посредством которого законодатель или судья извлекает из известного факта существование неизвестного факта, вероятность которого подтверждается существованием первого факта2. Для одной стороны облегчается доказывание сложно доказуемого факта, предмет доказывания сдвигается к тому факту, который легче поддается доказыванию. На другую сторону перекладывается обязанность по доказыванию неизвестного факта или действия, тем самым ее позиция в рамках процесса усложняется. Несмотря на прикладной характер этого механизма, определение, классификация и природа презумпций вызывает немало интересных вопросов3.

Формально относимые к сфере процессуального права4, презумпции имеют особое значение для выстраивания гражданских правоотношений. Роль презумпций в частном праве становится явной при изучении французского законодательства: понятие и категории презумпций изначально были раскрыты в положениях Кодекса Наполеона5. В ст. 1349 Гражданского кодекса Франции (далее – ФГК) они были определены как «последствия в отношении неизвестного факта, которые закон или судья определяет на основании известного факта»6. Несмотря на некоторые изменения, произошедшие в результате реформы 2016 года7, и принятие самостоятельных источников процессуального права, в частности, Кодекса гражданского судопроизводства (далее – ФКГС), презумпции сохраняют место среди норм обязательственного права8.

Авторские и смежные права – отрасль права, в которой презумпции играют немаловажную роль. Споры в этой сфере отличаются многообразием эмпирических фактов, а регулирование на законодательном уровне осложнено нематериальной природой объектов, постоянным обновлением технологий и способов потребления и необходимостью поддерживать хрупкий баланс между интересами авторов, иных правообладателей и участников рынка, пользователей и общества в целом. Отраслевые презумпции закреплены на законодательном уровне или выведены в судебной практике в отношении ключевых аспектов правоотношений, таких как определение субъектов, условий охраны объектов, правил распоряжения правом и других.

Учитывая вышеизложенное, особый интерес представляет исследование законодательных и судебных презумпций в сфере авторских и смежных прав с целью поиска их обоснования и их влияния на сущность гражданских правоотношений. Различие в понимании презумпций во французском и российском праве, но и схожие черты, ввиду единой континентальной правовой традиции и общих международных источников авторского и смежных прав, диктуют необходимость проведения сравнительного анализа – и по схожим параметрам, и по контрасту9.

В первой части статьи приведена общая характеристика механизма презумпций, рассмотрено их общее значение в авторском праве и смежных правах. В последующих частях поочередно рассмотрены презумпции, связанные с субъектом, объектом и распоряжением исключительным правом. За рамками исследования на данном этапе оставлены многие судебные презумпции, разработанные в сфере защиты исключительного права, например те, что упрощают определение надлежащего ответчика, указывая на владельца сайта в сети Интернет10 или владельца места, где осуществляется исполнение произведения)11. Этим вопросам будет посвящено дальнейшее исследование.

Природа, случаи и способы применения презумпций в каждом правопорядке связаны с особенностями существующей системы доказывания, которая, в свою очередь, отсылает к особым характеристикам как процессуального, так и материального права. При этом в обоих выбранных правопорядках общие принципы распределения бремени доказывания определены единообразно – латинская максима necessitas probandi incumbit ei qui agit закреплена и в положениях российского процессуального законодательства (ч. 1 ст. 56 ГПК и ч. 1 ст. 65 АПК), и во французском законодательстве (ст. 1353 ФГК, ст. 9 ФКГС). В обоих правопорядках широко используются различные специальные правила доказывания, в частности – презумпции.

Помимо разных форм законодательного закрепления презумпций в российском и во французском законах, на несовпадение их сущностей может указывать то, что французское законодательство и доктрина отдают презумпциям более весомое материальное значение12. Положение дел, по сути, не изменилось после 2016 года, когда в тексте ФГК были разграничены законодательные и судебные (или фактические) презумпции13. После удаления общей нормы о презумпциях (ст. 1349 ФГК), первые были отнесены к правовым правилам (règles de droit), вторые к способам доказывания (moyens de preuve). Судебные или фактические презумпции относятся к «несовершенным» видам доказывания, таким как, например, показания свидетелей. В России же презумпции в основном относят к «частным правилам распределения обязанностей по доказыванию»14, то есть к заведомо более узкому, процессуальному механизму. Несмотря на это, в разных частях ГК РФ закреплены формулировки, обосновывающие применение презумпций: так, например, в положении п. 5 ст. 10 ГК РФ закреплена важнейшая презумпция добросовестности участников гражданский правоотношений15. Несмотря на указанные различия, презумпции в их многообразии и роли, которые они играют в обеспечении правовых отношений в обеих юрисдикциях, сопоставимы, что становится особенно явным на примерах из авторского и смежных прав.

Необходимо отметить, что применение презумпций, как и иные элементы системы доказывания, тесно связано с вопросом определения истины в судебном процессе16. Как отмечает Медведев И.Г., «при этом здесь уже не идея истины реализуется в доказательственном праве, а наоборот — доказательственное право использует идею истины в целях самореализации»17. Сложно не согласиться с тем, что в самом широком смысле «процесс разрешения спора выявляет то, что станет неопровержимой презумпцией истины путем принятия окончательного судебного решения (res judicata pro veritate habetur), даже с учетом того, что принятое решение является «искусственно-сконструированной» истиной»18. Как презумпции, так и механизм преюдиции (ч. 2 ст. 69 АПК РФ, ст. 1355 ФГК) участвуют в обеспечении правовой определенности и защите законных ожиданий участников гражданского оборота19.

Изучение презумпции требует отличать этот механизм от законодательной фикции, своеобразной законной «лжи во спасение»20, хотя нельзя не отметить сходство фикций с неопровержимыми презумпциями. Также презумпции многим схожи с определением обстоятельств по косвенным доказательствами, когда согласно стандарту доказывания, исходя из баланса вероятностей, при отсутствии прямых доказательств, некий факт может быть установлен на основе косвенных доказательств. Если установление неопровержимой презумпции и фикции относится скорее к прерогативе законодателя, при многократном использовании определенных косвенных доказательств для установления одного и того же факта или действия в разных конкретных делах может быть выработана судебная презумпция.

В целом, как гласит приведенная во введении латинская максима, закрепление презумпций на законодательном уровне или в позициях судов высших инстанций обычно вытекает из жизненного опыта, из наблюдения за сложившимися отношениями. Рассматривая цели презумпций, можно отметить, что в результате применения этого инструмента происходит сближение законодательства и судебного процесса с реальностью, почерпнутой из жизненного опыта. Это носит первостепенный характер для обеспечения принятия правовых институтов обществом в целом. Соответственно, существует необходимость следить за тем, сохраняются ли во времени условия, которые привели к закреплению той или иной презумпции. В случае изменения практики, появления новых социальных и экономических условий, объектов или лиц, презумпции могут пересматриваться, хотя этот процесс и занимает длительное время21.

Некоторые презумпции вводятся, однако, вне зависимости от наблюдения за объективными закономерностями, от «житейского опыта»22, а с нормативной целью защиты слабой стороны или для того, чтобы подтолкнуть участников гражданско-правовых отношений к определенному поведению, поскольку в таком случае охраняется значимый общественный интерес. В последнем случае презумпции наделены стимулирующей функцией23. Например, законодатель может подтолкнуть к определенному виду соглашений, к определенному формату переговоров, не умаляя при этом первостепенной свободы договора. Так, путем изменений в бремени доказывания, можно достичь на процессуальном уровне требуемый результат, не меняя при этом норму. Такая законодательная методология позволяет к тому же не плодить исключения, подрывающие в отдельных случаях идеологическую основу определенной нормы.

Не только содержание презумпции и определение доказуемых фактов имеет значение, но и ее опровержимость, порядок опровержения, характер фактов, способных опровергнуть презумпцию в ходе процесса. Обыкновенно презумпции делят на простые (juris tantum) и неопровержимые (juris et de jure). Опровержение может строиться на представлении иных сведений (пока не доказано иное), или на существовании соглашения об обратном, закрепленного договором. В случае с неопровержимыми презумпциями, существование которых иногда ставится под сомнение24, наличие иных сведений не имеет значения при установлении заложенного в презумпцию факта. Введение последних на законодательном уровне встречается во Франции, как будет рассмотрено на примере правил обладания правами на аудиовизуальные произведения. При этом некоторые презумпции могут стать «фактически неопровержимыми», т.е. на практике оказывается очень сложно принести доказательства об обратном25. В целом разногласия о существовании неопровержимых презумпций обусловлены границами определения данного понятия, значение которого может быть более или менее широким, приближаясь, как было сказано ранее, к законодательным фикциям и иным общим правилам.

Приведенные элементы, касающиеся определения и целей, заложенных в механизм презумпций, позволяют подчеркнуть их значимость в правовой системе: благодаря им достигается пластичность регулирования правоотношений, они способствуют упреждению конфликтов и нахождению баланса между сторонами при возникновении спора, соблюдению общественного интереса. Эти качества особенно важны в регулировании авторских и смежных прав.

В связи с особенностями правоотношений в сфере авторских и смежных прав часто отмечается сложность в выстраивании и поддержании равновесия между правами и интересами авторов, правообладателей и общества в целом26. Ранее уже говорилось, что презумпции могут обладать различными функциями, в том числе способствовать созданию более благоприятных условий для определенных сторон гражданского оборота, в случае возникновения споров или даже предупреждать определенные споры. Как в авторском праве, так и в смежных правах особенно ощутимо влияние новых технологий, их темпы развития не соотносятся с темпами законодательного нормотворчества. В связи с этим роль профессиональных сообществ в определении норм поведения, а в случае возникновения споров – роль судебных инстанций, особенно важны. Так, последовательные разъяснения Верховного Суда Российской Федерации, а также практика Суда по интеллектуальным правам показывают, что регулярно появляется потребность в закреплении новых презумпций и иных правил распределения бремени доказывания в судебной практике, а не только в толковании презумпций, закрепленных на законодательном уровне.

Традиционно, хотя буквальное восприятие этого дуализма не выдерживает критики27, выделяют две концепции авторского права: ту, что направлена на защиту интересов автора (droit d’auteur), и ту, что направлена на поддержание тех, кто участвует в создании и обороте новых произведений и иных объектов (copyright)28. Презумпции могут также быть нацелены на то, чтобы поддерживать интересы тех или иных лиц, лично автора или других участников экономических отношений. В свою очередь изучение существующих презумпций позволяет понять, какую цель закладывал законодатель в то или иное положение. При этом, несмотря на то, что концепция «droit d’auteur» зародилась во Франции и получила широкое распространение, в частности, в России, в дальнейшем будет показано, что в обеих рассматриваемых юрисдикциях некоторые презумпции можно отнести к концепции поддержки автора, другие – к концепции поддержки иных участников экономического процесса, в результате которого создаются и распространяются произведения. Следует заметить, что природа смежных прав приводит одновременно к более простым решениям, с учетом отсутствия фигуры автора, и к более сложным – сбалансированность интересов вокруг этих многообразных объектов исключительных прав, в основе которых лежат существенные затраты и организационные усилия, не всегда очевидна29.

Следует также отметить, что для ряда правил в рамках концепции «droit d’auteur», законодатель и правоприменитель исходят из предположения о том, что автор является слабой стороной, что обосновывает введение презумпций в его пользу. Б. Монтельс описывает два ракурса, с которых обычно делается вывод о «неполноценности» автора, обосновывается введение дополнительных защитных мер. С одной стороны, считается, что у автора нет достаточного опыта в коммерческих отношениях, что сближает его с потребителем или несовершеннолетним; с другой стороны, автор находится в зависимых отношениях с теми лицами, которые занимают более сильные позиции на рынке, обладают большим финансовым весом, а значит и более сильной переговорной позицией30. Дополнительно можно добавить ракурс, вытекающий из персоналистского обоснования авторского права: произведение – проекция личности автора, даже в случае отчуждения его права иному правообладателю, связь между ним и его произведением нельзя разорвать. Примером такому подходу является ограничение ответственности автора за нарушение исключительного права на отчужденные или переданные в пользование произведения, закрепленная в положении п. 1 ст. 1290 ГК РФ31. Презумпции, нацеленные на защиту автора, будут следовать этим подходам, тогда как для иных презумпций автор или субъект смежных прав будут рассматриваться как рациональный участник оборота (homo oeconomicus), осведомленный о последствиях своих действий.

Необходимость, а равно и универсальность применения презумпций в авторском праве подтверждается положениями Бернской конвенции32. Доказательственные презумпции прямо предусмотрены в нескольких положениях об авторстве и о статусе изготовителя кинематографического произведения (п. 1 и 2 ст. 15), о произведениях, выпущенных анонимно или под псевдонимом (п. 3 ст. 7 (срок охраны), п. 3 ст. 15 (представительство)), о так называемых произведениях фольклора (подпункт а) п. 4 ст. 15). Учитывая первостепенное влияние Бернской конвенции на формирование и сближение законодательств стран-участниц, несложно заключить, что и в части презумпций ее положения находят отражение как во французском, так и в российском законодательстве. Другие международные договоры не содержат новых презумпций33 или вводят ряд более узких презумпций: в Римском договоре34 введена своеобразная презумпция соблюдения национальных формальностей для предоставления охраны прав изготовителей фонограмм или исполнителей при размещении на экземпляре или на упаковке значка «(R)» с некоторыми дополнительными сведениями (ст. 11). Возможность введения на национальном уровне презумпции передачи всех прав исполнителя изготовителю аудиовизуальной записи в силу согласия на осуществление такой записи, предусмотрена в п. 1 ст. 12 Пекинского договора35. Ранее в Римском договоре предусматривался отказ от гарантированных в нем минимальных прав, если исполнитель дал согласие на включение своего исполнения в видеозапись или аудиовизуальную запись (ст. 19). Несмотря на отсутствие новой международной нормы как таковой (положение Пекинского договора носит факультативный характер36), можно заметить, что возможность введения такой презумпции служит рычагом для отказа от полной потери прав исполнителя, с сохранением привилегированного, на процессуальном уровне, положения лица, организовавшего создание аудиозаписи.

Регулирование авторских и смежных прав требует дополнительных гарантий правовой определенности как для авторов и иных правообладателей, так и для третьих лиц. Такое требование сопряжено с нематериальной природой объектов, но в особенности оно продиктовано спецификой авторских и смежных прав – запретом на установление обязательных формальностей, закрепленного в положении п. 2 ст. 5 Бернской Конвенции, применяемым для права исполнителей и изготовителей фонограмм в силу ст. 20 Договора ВОИС по исполнениям и фонограммам. Регистрация прав и объектов призвана зафиксировать объект и объем прав в первую очередь для того, чтобы обеспечить противопоставимость исключительного права неопределенному кругу лиц37. В статье L.111-1 Кодекса интеллектуальной собственности Франции (далее – ФКИС) прямо предусмотрено, что исключительное нематериальное право автора на произведение противопоставимо любому лицу («opposable à tous»), но это не умаляет проблемы практической реализации защиты права и обеспечения состязательности сторон. Положение дел несколько меняет факультативная регистрация, предусмотренная в российском праве для программ для ЭВМ и баз данных, она предоставляет простую презумпцию обладания правами38. В отличие от этого регистрация таких объектов как товарные знаки или изобретения влечет за собой усиленную презумпцию охраноспособности и обладания правом (ряд презумпций), сопряженную с применением самостоятельной административной процедуры для оспаривания предоставления правовой охраны39.

В целом, в авторском и смежных правах необходимость опираться на вероятностные предположения связана с трудностями в определении ключевых понятий, таких как автор, соавтор, произведение, творческий труд и т.д. Интересным эффектом презумпций становится то, что в процессе доказывания стороны процесса участвуют в построении как косвенного, так и отрицательного определения тех понятий, которые законодатель решил не уточнять или положительные определения которых несовершенны, даже если они получают широкое доктринальное осмысление. В свою очередь, иллюстрацией успешного опыта использования доказательных презумпций в таких ключевых и сложных аспектах авторского права может служить развитие этих механизмов в смежных правах, закрепление режима которых происходит с опозданием и в более разрозненном порядке. Такие механизмы также продвигаются в рамках проектов по созданию новых объектов интеллектуальных прав, как в случае с предложением Ж. Гибсон по охране традиционных форм выражения, для которых не подходят обычные правила авторского права40. Предложенный автором режим основан на простых опровержимых презумпциях существования сообщества – субъекта права на основании акта самопровозглашения этого сообщества, а также соответствия объекта критерию «традиционности» на основании наличия у данного сообщества конкретных ресурсов (фольклор, знания, природные ресурсы и т.д.). Предложенный механизм отличается от инструмента, намеченного в Бернской Конвенции: в ней указано на возможность на законодательном уровне назначить компетентный орган, ответственный за представительство и защиту интересов подобных авторов. Отметим, что в положении п. 4 ст. 15 Бернской конвенции произведения, относимые к фольклору, определены следующим образом: «неопубликованные произведения, автор которых неизвестен, но в отношении которых есть все основания предполагать, что он является гражданином страны Союза»41, т.е. снова использован инструмент презумпции.

Как во французском, так и в российском законодательстве по общему правилу автором произведения может являться только человек, физическое лицо. К этому правилу, закрепленному в ст. 1228 ГК РФ, где речь идет о «гражданине», признаются два исключения, в которых допустима фикция признания автором юридического лица: в силу иностранного или советского законодательства, то есть вопрос решается в зависимости от места происхождения42. Принцип о том, что физическое лицо, создавшее произведение, является его автором, а авторское право вытекает из акта создания произведения, – одна из «фундаментальных догм французского авторского права»43, закрепленная в статье L. 111-1 ФКИС44.

Как и в п. 1 ст. 15 Бернской конвенции, одной из первостепенных презумпций, закрепленных в ГК РФ, является предположение, что автором произведения является лицо, указанное в этом качестве на оригинале, экземпляре произведения или иным подобным способом (ст. 1257 ГК РФ). Во французском законе действует соответствующая презумпция –«в отсутствие доказательства об обратном, статус автора принадлежит тому или тем, под чьим именем произведение было обнародовано» (ст. L.113-1 ФКИС).

Предположение в основе презумпции авторства продиктовано целью поддержки автора и связано с наблюдением за тем, как сложно восстановить процесс создания произведения творческим трудом. Названные положения преследуют цель упрощения защиты интеллектуального права в пользу автора, который при подаче иска не должен нести бремя доказывания своего статуса творца. Эта цель явно следует уже из первой формулировки ст. 11 (ныне 15) Бернской конвенции в редакции 1886 года45. Вместе с тем эта презумпция связана не только с усилением позиции автора в случае возникновения спора, но и, как отмечает Р. Лешка, обладает стимулирующей функцией46. Законодатель побуждает автора указывать свое имя на экземпляре произведения, при обнародовании произведения («incentive to attribute»), для обеспечения информированности третьих лиц о правах автора, что способствует противопоставимости авторского права. Такой эффект, положительный для общества и гражданского оборота в целом, достигается взамен на гарантию облегчения доказывания статуса автора. Осознание стимулирующей функции презумпции может привести к более отдаленным последствиям.

Так, вопрос об определении автора имеет особое значение при доказывании правомерности использования произведения в случаях, установленных в ст. 1274 ГК РФ. Такое свободное использование произведения допускается при строгом соблюдений ряда требований, в частности, с обязательным указанием имени автора47. Во французском праве аналогичная норма введена в п. 3 ст. L.122-5 ФКИС, тоже с требованием «ясного указания имени автора». Несмотря на обыкновенно строгий подход, основанный на необходимости выполнения этого условия, суды могут признать в конкретных случаях, что отсутствие сведений об авторе при первоначальном опубликовании произведения, может быть учтено для вывода о том, что указание лишь правообладателя или источника заимствования, а не имени автора, является достаточным для выполнения требований ст. 1274 ГК РФ48. Такая ситуация возможна, например, если автором является работник компании, опубликовавшей объект авторского права, без указания имени этого работника, а лишь с указанием наименования компании-правообладателя. Возможность распространение такой судебной практики заслуживает дополнительного внимания. Напомним, что согласно ст. 10 Бернской Конвенции свободное цитирование произведения, которое ранее было доведено до всеобщего сведения на законных основаниях, обусловлена, среди прочего, указанием «фамилии автора, если она обозначена на этом источнике».

В обеих юрисдикциях презумпция авторства может применяться только в том случае, если произведение было обнародовано с согласия автора. Учитывая правовую природу презумпции, это не противоречит правилу охраны произведений даже в неоконченном виде49. В этом есть определенный смысл, поскольку презумпция нужна для облегчения доказывания в суде, а в случае если произведение не было обнародовано или окончено, спорные ситуации зачастую ограничены теми, в которых нарушитель был знаком с автором и не сможет отрицать его статус, что он знал о деятельности автора.

Поскольку произведение может быть опубликовано анонимно или под псевдонимом, Бернская конвенция (п. 3 ст. 15), а за ней положение п. 2 ст. 1265 ГК РФ фиксируют, что до тех пор, пока автор анонимного или опубликованного под псевдонимом произведения не раскроет свою личность и не заявит о своем авторстве, «представителем автора», обладающим правомочием защищать и «обеспечивать существование» прав, считается, при отсутствии доказательств иного, издатель, чье имя или наименование указано на произведении. Во Франции в статье L.113-6 ФКИС речь не идет о презумпции, но смысл положения совпадает с указанным ранее положением ГК РФ и Бернской конвенции. При этом можно отметить редкое дело, рассмотренное во Франции, в котором было отказано в статусе автора музыкального произведения лицу, на протяжении десятилетий публично поддерживавшему версию о том, что автором произведения был Моцарт. По мнению судей, это лицо само создавало условия для возникновения оспариваемой им ситуации50.

Как уже ранее упоминалось, правило, изложенное в ст. 1257 ГК РФ и L.113-1 ФКИС, было изначально задумано для упрощения действий по судебной защите прав авторов или соавторов, что, с учетом понимания автора как физического лица, исключает юридических лиц из пользования этой презумпцией51. В российском законодательстве исключение введено для изготовителей аудиовизуального произведения – «при отсутствии доказательств иного», в силу третьего абзаца п. 4 ст. 1263 ГК РФ им «признается лицо, имя или наименование которого указано на этом произведении обычным образом». Этот механизм прямо вытекает из положения подпункта 2 ст. 15 Бернской конвенции (внесено Стокгольмским актом в 1971 году) - «изготовителем кинематографического произведения считается, при отсутствии доказательств противоположного, физическое или юридическое лицо, имя или название которого указано в этом произведении обычным образом». Можно отметить в российском законодательстве расширение до «аудиовизуальных произведений», но и в Бернской конвенции к кинематографическим произведениям приравниваются те, что выражены аналогичным кинематографии способом (п. 1 ст. 2). Во французском законодательстве судьба продюсера аудиовизуального произведения, которое рассматривается как произведение, созданное в соавторстве, решена с помощью иной презумпции, которая будет рассмотрена в части 4. При этом в таком правопорядке предусмотрена ситуация, в которой юридическое лицо может изначально обладать авторским правом, как имущественным, так и неимущественным52, т.е., по сути, иметь статус фиктивного автора произведения. Для полноты применения этого механизма французский законодатель предусматривает соответствующую презумпцию правообладания.

Помимо произведения, созданного индивидуальным автором, во французском Кодексе различают совместное произведение, созданное в соавторстве (статьи L.113-2 и L.113-3 ФКИС: «oeuvre de collaboration»), и коллективное произведение (статьи L.113-2 и L.113-5 ФКИС: «oeuvre collective»), точного аналога которому нет в российском законодательстве. Последнее определено в законе как «произведение, созданное по инициативе физического или юридического лица, которое издает, публикует и обнародует его под своим руководством и под своим именем»; «произведение, в котором личный вклад различных участников процесса создания сливается в единое целое, с целью создания которого оно задумано, без возможности приписать каждому из них отдельное право на созданное целое» (статья L.113-2 ФКИС). В этом положении содержится уникальная фикция: только в отношении коллективного произведения юридическое лицо способно изначально обладать авторским правом. К этому механизму прикреплена опровержимая презумпция, подобная той, что предусмотрена для обычного автора: «авторское право на коллективное произведение принадлежит тому физическому или юридическому лицу, под именем которого это произведение обнародовано» (статья L.113-5 ФКИС). Режим коллективного произведения часто используется в прикладных сферах (в моде, ювелирных украшениях, дизайне автомобилей и бытовой техники, архитектуре и т.д.), в которых организациям особенно важно обезопасить себя по отношению к третьим лицам. С учетом отсутствия во Франции режима служебного произведения и запрета на отчуждение будущих произведений, в силу закона работодатель обязан по общему правилу заключать со своими работниками договоры для каждого произведения. Так, статус коллективного произведения позволяет преодолеть трудности доказывания обладания правом в целях предъявления иска о защите права. Этот статус также дает автору иное преимущество: в случае иска от одного из участников процесса создания произведения, именно на последнем лежит обязанность доказать, что произведение было его личным творением, а не коллективным произведением. С учетом конфликтности таких ситуаций, возникающих скорее после увольнения работников, у бывших дизайнеров обычно нет доступа к наброскам и другой необходимой документации53.

В итоге, следуя положениям Бернской конвенцией, и в России и во Франции предусмотрена на законодательном уровне презумпция, цель который – упрощение защиты автора. Во Франции также существует дополнительная презумпция, позволяющая отнести права на произведения, созданные в коллективе, физическому или юридическому лицу, организовавшему этот процесс. Отметим, что в отношении смежных прав, аналогичная презумпция не предусмотрена для исполнителей, дирижеров и режиссеров-постановщиков (ст. 1313 ГК РФ), но существует для изготовителей фонограмм (ст. 1322 ГК РФ) и изготовителей баз данных (ст. 1333 ГК РФ), для которых презумпция покрывает как имена граждан, так и наименования юридических лиц.

Несмотря на первостепенность законодательной презумпции авторства, нельзя не отметить ее ограниченность, недостаточность для большой части отношений в сфере авторских прав, в которых модель систематического участия индивидуального автора-физического лица не соответствует реальности. Во Франции к решению этой проблемы подключились судебные органы, организовав судебную презумпцию обладания правом. В России имеются также предпосылки для такого механизма, хотя в целом еще рано говорить о возможности его принятия.

В связи с тем, что юридическое лицо по общему правилу не может быть автором, исключая случаи признания его автором коллективного произведения, а необходимость обеспечения защиты интересов компаний растет, с 90-х годов 20-го века в судебной практике Франции закрепилась особая презумпция обладания правом, направленная на то, чтобы истец мог подтвердить наличие у него права на подачу в суд иска о защите исключительного права54. Профессор А. Люка отмечает, что, утвердив в своих постановлениях такую презумпцию, Кассационный суд Франции «ответил на запрос судов, рассматривающих дела по существу, которые не хотели отказывать на основе общих процессуальных правил в рассмотрении обоснованных требований о нарушении интеллектуальных прав»55. Данную презумпцию, бенефициарами которой могут стать как физические, так и юридические лица, иногда путают с рассмотренными выше презумпцией авторства индивидуального или коллективного произведения. Однако она отличается и отсутствием закрепления в законе, и узкой нацеленностью на применение для обоснования права на иск с требованием о нарушении исключительного права (action en contrefaçon). Следует уточнить, что в силу фикции коллективного произведения, юридическое лицо обладает как исключительным, так и личными неимущественными правами, напротив, в случае с судебной презумпцией правообладатель может защищать лишь имущественное исключительное право на произведение56.

Применение данной судебной презумпции обычно обосновывается теорией видимости (théorie de l’apparence), институтом обладания (possession), выводится из презумпции собственности или даже ее причисляют к общим принципам права (principes généraux du droit), хотя каждое из этих оснований не приводит к твердой уверенности в ее природе и обоснованности57. На практике также выработаны различные критерии, круг которых может претерпевать изменения, исходя из конкретных обстоятельств дела. Среди стабильных требований фигурирует обоснование истцом того, что он осуществляет деятельность по введению экземпляров произведения в гражданский оборот под собственным именем или наименованием, ведет эту деятельность «спокойно» и «недвусмысленно» («actes d’exploitation paisibles et non équivoques»), без претензий со стороны настоящих авторов, что эти действия имеют место на территории Франции. Последний критерий не всегда учитывается, однако существует практика, в которой иски отклонялись в связи с тем, что истцы не могли доказать спокойное использование произведения на территории Франции, а, например, в США58. Фактически такой критерий может считаться противоречащим положениям Бернской конвенции, однако необходимо помнить, что данная презумпция действует только для облегчения установления права на иск, не права на защиту авторского права. Соответственно, истец не обязан представлять доказательства передачи прав от своих работников или иных авторов, а только заручиться их поддержкой, чтобы они не помогали стороне-нарушителю. На практике механизм используется в различных сфера, в частности, в сфере моды, но может быть задействован даже в отношении смежных прав, как показывает пример спора в отношении изготовителей фонограмм59.

Если обратиться к российскому праву, то следует сначала повторить, что «коллективное произведение» не имеет аналога, оно прямо не сопоставимо ни со сложным объектом, ни со служебным произведением (соответственно ст. 1240 и 1295 ГК РФ). Нельзя, однако, не заметить, что под эти категории часто подпадают одни и те же произведения и правоотношения60. По закону лицо, организовавшее создание сложного объекта, наделено лишь правом на то, чтобы его имя или наименование были указаны, а также правом требовать такое указание от других. За исключением аудиовизуальных произведений (абз. 3 п. 4 ст. 1263 ГК РФ), в законе нет презумпции обладания исключительным правом, сопоставимой с Бернской презумпцией. Схожие гарантии предусмотрены для работодателя, хотя, как будет отмечено позже, ему исключительное право переходит в силу отличающегося от сложного объекта механизма.

Несмотря на это, можно заметить, что презумпция обладания была намечена в 2009 году в разъяснениях судов высших инстанций. В п. 42 совместного постановления Пленумов Верховного Суда РФ и ВАС РФ № 5/29 от 26.03.2009 «О некоторых вопросах, возникших в связи с введением в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее – совместное постановление Пленумов № 5/29) была использована следующая формулировка: «пока не доказано иное, автором произведения (обладателем исключительного права на произведение) считается лицо, указанное в качестве такового на экземпляре произведения».

После реформы 2014 года в редакции ст. 1257 ГК РФ такая опция стала угадываться ввиду сочетания во втором предложении п. 1 «лица», без привязки к его статусу, неоднозначной формулировки «в качестве автора», и отсылки к положению п. 1 ст. 1300 ГК РФ. В последнем информацией об авторском праве названа, в частности, любая информация, которая идентифицирует произведение, автора или иного правообладателя.

В дальнейшем в п. 109 Постановления Пленума № 10, пришедшего на смену совместному постановлению Пленумов № 5/29, Верховный Суд дал иное разъяснение к новой редакции ст. 1257 ГК РФ: «при рассмотрении судом дела о защите авторских прав надлежит исходить из того, что, пока не доказано иное, автором произведения считается лицо, указанное в качестве такового на оригинале или экземпляре произведения либо иным образом в соответствии с п. 1 ст. 1300 ГК РФ (ст. 1257 ГК РФ), в Реестре программ для ЭВМ или в Реестре баз данных (п. 6 ст. 1262 ГК РФ)». В этом разъяснении закреплено расширительное толкование законодательной презумпции из ст. 1257 ГК РФ в плане источников информации, но не в плане определения субъектов: упоминается лишь «автор произведения», исключена ранее использованная судебная презумпция в пользу «обладателя исключительного права на произведение».

Так, согласно последней практике Суда по интеллектуальным правам, «предусмотренная ст. 1257 ГК РФ презумпция авторства не является тождественной презумпции обладания исключительными авторскими правами, так как указанные права в дальнейшем могут перейти к иному лицу, не являющемуся автором, по основаниям, установленным законом. Лицо, не являющееся изначально автором произведения (физическим лицом, творческим трудом которого было создано это произведение), но претендующее на наличие у него исключительных авторских прав, обязано это доказать относимыми и допустимыми доказательствами»61.

Нельзя не отметить, что расширение тех источников информации, на которых строится презумпция авторства, столкнулось в практике Верховного Суда со следующим пределом: источник информации об авторстве ограничен самим экземпляром произведения или реестром программ для ЭВМ или баз данных, но исключены иные формы депонирования62. Даже если из «житейского опыта» следует, что именно частные реестры, в том числе реестры организаций по коллективному управлению правами, зачастую рассматриваются физическими лицами как способ «удостоверить» свое авторское право, а таких предложений на рынке много, вопрос правосубъектности и определения права на иск слишком важен, чтобы допустить безграничное расширение способов доказывания методом презумпции. Баланс достигается возвращением к основам авторского права - гарантии прав автора и обеспечение правовой определенности, способствующей как созданию, так и обороту объектов авторского права.

В результате изложенного можно отметить, что в России «бернская» презумпция остается нацеленной на автора, лица, наделенного личными неимущественными правами в отношении произведения, исключительное право на которое может быть передано по договору иному лицу.

Для облегчения доказывания обладания исключительным правом в п. 110 Постановления № 10 все же предусмотрено, что «правообладателем, получившим исключительное право на основании договора об отчуждении исключительного права, считается лицо, указанное в представленном в суд договоре. При этом и в случае, если этот договор заключен не непосредственно с автором, а с иным лицом, в свою очередь получившим право на основании договора об отчуждении исключительного права, иные доказательства в подтверждение права на иск, по общему правилу, не требуются».

В итоге, в условиях ограниченного характера законодательной презумпции, нацеленной на защиту интересов авторов, французский пример показывает, что у судов есть возможность определить механизм облегчения бремени доказывания в пользу юридических лиц. В российском праве сопоставимый механизм пока не найден, что требует, в частности, от изготовителей сложных произведений тщательно выстроенной договорной работы. Вместе с тем в случае если представлен договор, по которому правообладателю перешло исключительное право на произведение от иного лица, разъяснения Верховного Суда позволяют по общему правилу не требовать рискованных доказательств всей цепочки обретения исключительного права. Французский механизм презумпции правообладания для установления права на иск идет несколько вперед, но не лишен критики, о чем также свидетельствует отказ от его закрепления на законодательном уровне. У некоторых авторов эта презумпция вызывает сомнения в том, что она по общему правилу способна приводить к требуемому балансу и необходимой правовой определенности в каждом конкретном случае63.

Если вопрос обладания правом на защиту связан с установлением личности и действий автора или иного правообладателя, существование произведения, в свою очередь, связано с вложенным в его создание творческим трудом. С учетом объективной сложности доказывания этого важнейшего правообразующего факта, Верховный Суд Российской Федерации установил опровержимую презумпцию, перенеся бремя доказывания на ответчика: «пока не доказано иное, результаты интеллектуальной деятельности предполагаются созданными творческим трудом»64. Так, на ответчике лежит бремя опровержения творческого характера усилий автора65, что может показаться достаточно сложным или доступным только определенному кругу ответчиков, например, знакомых с процессом создания спорного произведения.

Презумпция охраноспособности не действует, или действует с ограничением, в случае, если требование о защите авторского права предъявлено в отношении части произведения, поскольку для частей положением п. 7 ст. 1259 ГК РФ установлены дополнительные условия охраны66. Следуя общей логике появления презумпций «из того, что происходит чаще всего», суд ввел дополнительные детализированные презумпции. Так, предъявляя требование в защиту отдельных серий фильма, именно истец должен обосновать, что каждая серия является самостоятельным объектом охраны, а не разными частями многосерийного аудиовизуального произведения67. Также в отношении таких частей произведений, как персонажи, введен дополнительный механизм облегчения бремени доказывания: «при подтверждении наличия индивидуализирующих характеристик действующего лица его охраноспособность в качестве персонажа (п. 7 ст. 1259 ГК РФ) презюмируется»68. В ходе обсуждения вопросов, возникающих при применении п. 7 ст. 1259 ГК РФ на заседании Научно-консультативного совета при Суде по интеллектуальным правам, была одобрена возможность применения того же подхода ко всем частям произведения, а не только к персонажам: «при предъявлении требования о неправомерном использовании части произведения истцу необходимо представить описание тех характеристик такой части, которые, по его мнению, обуславливают узнаваемость данной части произведения»69.

Во французском праве, следуя общим подходам гражданского и процессуального законодательства, существование охраноспособного произведения подлежит доказыванию истцом – правообладателем (ст. 1353 ФГК), а оценка оригинальности, основного критерия охраны, судом требуется только при наличии соответствующего довода (ст. 6 ФГК). Сам критерий оригинальности отсутствует на законодательном уровне (кроме названий произведений (ст. L.112-4 ФКИС)), он был выведен в ходе многолетней судебной практики и по-разному обоснован в доктрине70. Несмотря на общий запрет делить произведения по форме выражения и по достоинству (L.112-1 ФКИС), в литературе отмечается, что фактически произведения делятся на в полной мере оригинальные, к которым относятся «классические» произведения (книги, живопись, музыкальные произведения), и слабо оригинальные, скорее носящие прикладной характер (программы для ЭВМ, прикладное искусство, иногда к ним относят фотографии)71. Хотя на практике наблюдаются различные ситуации, в отношении первых допускается применение презумпции оригинальности, «продиктованной здравым смыслом», тогда как ко вторым считается нормальным применять обычные правила распределения бремени доказывания72, учитывая, что личный вклад автора, а не только техническое содействие, здесь менее очевиден.

Особый интерес также вызывает в судебной практике разница между требованием доказывания оригинальности произведения и требованием описания тех характеристик, которые, по мнению правообладателя, отвечают этому критерию73. Второй подход считается более прагматичным и предпочтительным, особенно если вопрос о существовании объекта решается на стадии принятия иска. Это особенно важно в отношении объектов дизайна, учитывая то, что процесс творчества не всегда можно восстановить, а дискуссии о том, является ли произведение оригинальным или же банальным могут носить затяжной и субъективный характер. Прагматизм такого требования связан, в частности, с тем, что именно те элементы, которые истец определит как оригинальные характеристики, будут в дальнейшем оценены на предмет воспроизведения или переработки предполагаемым нарушителем. Как рассмотрено выше, в российской практике разница в подходах наблюдается в необходимости доказывания самостоятельности серии и в необходимости описания индивидуализирующих черт персонажей.

В этой связи можно привести пример составной презумпции, предусмотренной в праве Европейского союза, в частности применимого во Франции, в отношении промышленных образцов (дизайна), не подлежащих регистрации. В связи с отсутствием экспертизы по существу презумпция охраноспособности действует как для регистрируемых промышленных образцов ЕС (дизайн Сообщества), так и для тех, что не подлежат регистрации74, что делает их отдаленно схожими, в этом параметре, с объектами авторских и смежных прав. Для первых в ходе рассмотрения судебного спора о защите права, охраноспособность, основанная на факте регистрации, может быть оспорена отдельным возражением, направленным в Ведомство ЕС, в связи с чем национальный суд обязан приостановить рассмотрение спора, или же встречным иском о недействительности промышленного образца в рамках того же спора75. Для нерегистрируемых промышленных образцов их соответствие критериям предполагается, если в суде правообладатель докажет соблюдение условий возникновения права (общедоступность дизайна определенному кругу лиц на территории Сообщества на определенную дату), и укажет, т.е. опишет, признаки, составляющие индивидуальный характер, т.е. основной критерий охраны, этого объекта76. Такая составная презумпция, сочетающая доказывание определенных фактов и описание некоторых черт объекта, представляет особый интерес в тех вопросах, когда прямое доказывание затруднено.

Также наравне с фактической презумпцией оригинальности произведений «высокого» искусства можно привести практику, согласно которой произведения, находящиеся в каталоге организации по коллективному управлению правами также пользуются презумпцией охраноспособности77. Так, Кассационный суд Франции, ссылаясь на probatio diabolica, отказал ответчикам-дискотекам, которые требовали от такой организации доказательств оригинальности каждого из множества произведений, в защиту исключительного права на которые был подан иск. При этом следует иметь в виду, что в силу Бернской конвенции, формальные требования, в частности требование регистрации, не могут обуславливать предоставление охраны и обладание объектами авторского права. Таким образом, широкое распространение презумпции охраноспособности на основании факультативной регистрации может привести к фактическому нарушению запрета формальностей, поскольку все участники рынка будут побуждены регистрировать свои произведения. Вместе с тем многие авторы отмечают, что Бернская конвенция не исключают возможности внедрения регистрационных механизмов для упрощения доказывания, в том числе взамен на предоставление дополнительных гарантий, например, более высокого размера компенсации78, или когда это может потребоваться, например, для определенных видов произведений, для которых доказывание творческого характера или оригинальности затруднено (например, фотографии).

Для смежных прав, основанных на исполнении произведения, законодатели обычно не вводят качественных критериев охраны, что закрывает потребность в презумпциях. То же проверяется для смежных прав, обоснованных техническим или организационным характером деятельности правообладателя – как, например, в случае с новым смежным правом издателей прессы, введенным директивой № 2019/790 Европейского парламента и Совета Европейского Союза от 17.04.2019 «Об авторском праве и смежных правах на Едином цифровом рынке и о внесении изменений в Директивы № 96/9/EC и 2001/29/EC».

Вместе с тем для смежного права изготовителя базы данных установлен критерий «существенных затрат» (ст. 1334 ГК РФ). Российский законодатель счел необходимым введение следующей презумпции: согласно п. 1 ст. 1334 ГК РФ, «при отсутствии доказательств иного базой данных, создание которой требует существенных затрат, признается база данных, содержащая не менее десяти тысяч самостоятельных информационных элементов (материалов), составляющих содержание базы данных». Согласно позиции Суда по интеллектуальным правам, значение этого количественного порога заключается, в частности, в том, что порядок опровержения презумпции ответчиком основывается на «доказывании несущественности финансовых, материальных, организационных и иных затрат на создание такой базы данных»79.

По мнению В.О. Калятина, такой объективный показатель был введен для решения проблемы определения аналога критерию «существенных затрат» («существенность инвестиций»), усмотренной в практике стран ЕС после принятия директивы 96/9/ЕС Европейского Парламента и Совета от 11 марта 1996 о правовой охране баз данных (далее – Директива о базах данных)80. В частности, во французском законодательстве подобная презумпция отсутствует (ст. L.341-1 ФКИС), вопрос о существенности затрат в получение, проверку и представление содержания базы исследуется отдельно в каждом конкретном случае. В целом надо отметить, что общее направление на ужесточение требований к охране баз данных было принято в четырех постановлениях Суда ЕС от 9 ноября 2004 года81, в которых было, в частности, определено, что не должны учитываться затраты на создание данных. В ст. 7 § 1 Директивы о базах данных указано, что существенность может быть как качественная, так и количественная, но это уточнение французский законодатель не перенес в Кодекс. В судебной практике акцент делается на расходах изготовителя при создании базы или сайта, через который предоставляется доступ к базе, расходах на поддержание функционирования базы, зарплаты работникам или оплату услуг подрядчиков82. При этом, следуя за разъяснениями Суда ЕС, нерелевантен тот факт, что создание базы связано с основной деятельностью лица, в результате которой создаются данные83. Так, затраты на создание и поддержание базы данных должны отделяться в бухгалтерских отчетах от расходов на основную деятельность правообладателя.

Так, между российским и французским правом наблюдается серьезное расхождение по предмету доказывания, а в результате и по выработке критериев для оценки охраноспособности баз данных. Благодаря презумпции в п. 1 ст. 1334 ГК РФ истец оказывается в более выгодном положении, а порог охраны баз данных представляется более доступным, чем тот порог, который вытекает из толкования Суда ЕС. Если это наблюдение подтверждается на практике, можно сделать упрощенный вывод, что в российском законодательстве выбран подход, дающий преимущество создателям баз данных в ущерб компаниям, развивающим продукты на основе больших объемов данных84. Законодательная презумпция ГК РФ имеет существенное дополнительное преимущество – истец не обязан раскрывать свои бухгалтерские данные, кадровую и партнерскую политику. Вместе с тем истец во Франции имеет право воспользоваться процессуальными механизмами обеспечения защиты коммерческой тайны, усиленными за последние годы.

В целом, в отношении критериев охраны в авторском и смежном правах можно подчеркнуть разнообразие оснований для введения презумпций: объективная сложность доказывания наличия творческого труда, фактическая оригинальность некоторых произведений, эмпирически выведенное правило о несамостоятельности частей произведения, упрощение доказывания в сфере новых технологий. Процесс обобщения данных оснований не может быть исчерпывающим, тем более, что предметом спора становятся все новые и новые виды произведений. Возможно, следует исследовать параметры и устойчивость тех или иных презумпций в более отраслевом ракурсе, частично отраженном в категориях произведений, но не только (издательский бизнес, компьютерные программы, мультимедийные продукты, документальные или художественные фотографии и иные). В каждой из этих отраслей складываются свои профессиональные обычаи, которые необходимо учитывать, несмотря на то, что факт признания охраноспособности произведения не может зависеть лишь от принятых практик.

В сфере распоряжения авторскими и смежными правами наиболее явно прослеживается применение презумпций для защиты либо авторов, что реже, либо лиц, участвующих в обороте прав – правообладателей исключительных прав. При этом механизмы иногда не лишены противоречий.

С одной стороны, традиционное восприятие автора как слабой стороны имущественных отношений влечет за собой заботу законодателя о том, чтобы интересы автора не были ущемлены. Так, в п. 3 ст. 1233 ГК РФ введена презумпция заключения лицензионного договора, если в договоре не предусмотрено иное, а в п. 2 ст. 1236 ГК РФ о видах лицензионных договоров предусмотрено, что «если лицензионным договором не предусмотрено иное, лицензия предполагается простой (неисключительной)»85. Эти презумпции позволяют оградить автора от непродуманной передачи прав и ставят его в более выгодную позицию в случае возникновения спора.

Во французском законодательстве подобные презумпции встречаются реже, для той же цели законодатель использует императивные нормы: требование письменного оформления договора (L.131-2 и L.131-2 ФКИС), запрет отчуждения произведений на будущее (L.131-1 ФКИС), принцип пропорциональной оплаты автору (L.131-4 ФКИС) и так далее; суды же обычно трактуют положения закона и договоров в пользу авторов, слабой стороны. Различия отмечаются, однако, в категориях объектов, по которым идет спор – в некоторых случаях, когда произведения имеют явно прикладной характер, воплощаются в товарах широкого потребления или в объектах архитектуры, судьи склонны к толкованию, учитывающему экономический и общественный интересы. При этом следует отметить, что требование о том, чтобы договор был заключен в письменной форме, относится на практике и в доктрине к доказательственным требованиям, поэтому в судебной практике принято, что если стороны договора являются предпринимателями или юридическими лицами, это правило не ведет к недействительности договора86. Однако если автор – физическое лицо, его эти правила охраняют.

Также во французском законодательстве само понятие лицензии авторских прав не предусмотрено в общих правилах авторского договора, хотя практика частичной передачи прав на определенный срок по договору отчуждения (cession de droits) широко распространена, а применение общих положений гражданского законодательства для квалификации лицензий договорами аренды является предметом давних дискуссий87.

С другой стороны, законодатель и суд в ряде случаев преследуют иную цель: учитывая сложившиеся нормы поведения в профессиональных сообществах, вводятся презумпции, целью которых является, в первую очередь, обеспечение правовой определенности и защиты инвестиций. В том же п. 3 ст. 1233 ГК РФ со ссылкой на абзац 2 п. 1 ст. 1240 ГК РФ содержится обратная презумпция: предполагается, что договор о приобретении права использования объектов в целях создания сложного объекта, является договором отчуждения права, если иное не предусмотрено сторонами.

Таким образом, в общих нормах закрепляются «прикладные» презумпции, нацеленные не на защиту автора или исполнителя, а на защиту иного правообладателя, например, в связи с его затратами на создание объекта, или в связи с тем, что в процессе работы над произведением на разных этапах участвовало множество лиц, работу которых правообладатель координировал. Такие презумпции особенно распространены в кинематографе, в звукозаписи (п. 4 ст. 1317 ГК РФ, ст. L.212-4 ФКИС), в рекламе (статья L.132-31 ФКИС). Отчасти формулировка п. 2 ст. 1295 ГК РФ, закрепляющая за работодателем исключительное право на служебное произведение, если трудовым или иным договором между работодателем и автором не предусмотрено иное, позволяет отнести к такой категории презумпций и норму о служебных произведениях. Следует отметить, что в ряде отраслей во Франции сложились нормы трудового и социального права, приняты коллективные соглашения, которые стремятся компенсировать дисбаланс от передачи прав лицу, организующему создание объекта88.

Несмотря на общность подхода, основанного на обеспечении правовой определенности в гражданском обороте, в качестве иллюстрации различий некоторых механизмов между Россией и Францией можно отметить, что в отличие от редакции положений п. 2 ст. 1263 ГК РФ, во Франции перечисление пяти соавторов аудиовизуального произведения носит характер простой презумпции (статья L.113-7 ФКИС89). Она призвана облегчить установление «физических лиц, осуществляющих интеллектуальное создание произведения», которые на самом деле являются авторами аудиовизуальных произведений, при этом благодаря презумпции не требуется доказывать, что они творили сообща, что обычно необходимо для установления соавторства. Если иное лицо может доказать, что внесло свой вклад в создание произведения – оно тоже будет признано соавтором. При этом согласно статье L.132-24 ФКИС, в отношении всех авторов аудиовизуального произведения, за исключением композитора, создателей театрального и графического произведения, действует презумпция отчуждения исключительных прав на аудиовизуальное произведение по договору, заключенному между этими авторами и продюсером (отчуждение прав на сценарий, адаптацию и т.д.). Эту презумпцию часто называют неопровержимой, поскольку в законе не предусмотрен порядок опровержения (например, «если не предусмотрено иное»), в отличие от предыдущей редакции ст. 63-1, al. 1er Закона об авторском праве 1957 года (в редакции 1985 года), или, по крайней мере, подлежащей широкому толкованию, и, следовательно, фактически неопровержимой90. Несмотря на щедрость законодателя, предусмотревшего такую презумпцию, на практике продюсеры заключают с разными сторонами подробные договоры о передаче различных правомочий, в том числе на непредвидимые способы использования91.

Как было уже отмечено ранее, композитор музыки к фильму, признаваемый во Франции в силу презумпции соавтором аудиовизуального произведения, при этом автоматически не передает продюсеру права ни на музыкальное произведение как таковое, ни на свою «часть» аудиовизуального произведения, сохраняя за собой причитающиеся ему права на вознаграждение за публичный показ аудиовизуального произведения, в частности, в кинотеатре. Поскольку в большинстве случаев композиторы являются членами организации коллективного управления правами в музыкальной отрасли (SACEM), отчуждение прав кому-либо невозможно и вовсе, поскольку вступление в ОКУП приравнивается, с учетом защищаемого интереса автора, к отчуждению прав на произведения автора, в том числе будущие92. Так, именно организация коллективного управления обеспечивает композитору сбор вознаграждения за использование его музыки в составе аудиовизуального произведения при публичном показе фильмов. Вместе с тем, продюсеры фильмов и иные участники гражданского оборота не остаются в проигрыше – произведения членов ОКУП зачастую входят в открытый каталог, так что дополнительного получения согласия для их использования не требуется93.

Похожий механизм вознаграждения авторов музыкальных произведений предусмотрен в п. 3 ст. 1263 ГК РФ, вместе с тем, природа данного механизма неоднозначна. В отличие от положений статьи L.132-24 ФКИС, в п. 3 ст. 1263 ГК РФ предусмотрена простая презумпция передачи прав всех авторов аудиовизуального произведения, в т.ч. композитора музыки к фильму. В сочетании с п. 3 ст. 1263 ГК РФ, и с учетом ст. 1240 ГК РФ, это означает, что, несмотря на то, что автор музыкального произведения отчуждает продюсеру своё исключительное право и на музыкальное произведение и на аудиовизуальное произведения, за автором сохраняется «право на вознаграждение» за использование музыкального произведения при публичном исполнении, сообщении в эфир, по кабелю аудиовизуального произведения94.

Ввиду концепции неделимого исключительного права в российском праве, неопределенность в отношении природы и порядка осуществления права на вознаграждение, предусмотренного в п. 3 ст. 1263 ГК РФ порождает споры как в суде, так и в доктрине95. Вслед за разъяснением в п. 36 Постановления № 10 Е.А. Павлова рассматривает это положение как форму вознаграждения за ограничение права на публичный показ и усматривает в сохранении за автором права на вознаграждение даже в случае отчуждения исключительного права, законодательную презумпцию, которая может быть опровергнута в случае, если в договоре об отчуждении исключительного права прямо уточняется переход к новому правообладателю права на вознаграждение за публичный показ, предусмотренного в п. 3 ст. 1263 ГК РФ93. Следует отметить, что в целом в данном механизме спорным образом пересекаются концепция защиты автора и концепция защиты экономических отношений. С учетом сложившейся практики получения вознаграждения из п. 3 ст. 1263 ГК РФ правообладателями97, а не только авторами, в силу отчуждения прав иным лицам, теряется тот смысл, что заложен в это положение и вытекает из его буквального прочтения. В целом ясно, что механизм, вызывающий столь сложные споры, требует вмешательства законодателя на основе консенсуса между всеми заинтересованными сторонами.

Из этих наблюдений следует, что в сфере распоряжения авторским правом преобладают презумпции, нацеленные на защиту интересов лиц, организующих создание сложных объектов, тех, кто, в отличие от композиторов, активно участвует в гражданском обороте в сфере кино. Та же тенденция просматривается и в отношении исполнителей, задействованных в создании аудиовизуальных произведений, как было отмечено в первой части статьи98. Так, в силу положения п. 4 ст. 1317 ГК РФ, «при заключении с исполнителем договора о создании аудиовизуального произведения согласие исполнителя на использование исполнения в составе аудиовизуального произведения предполагается»99. Такие положения, как и опыт использования во Франции неопровержимых или фактически неопровержимых презумпций, не меняющих основ авторского права, но обеспечивающих высокий уровень правовой определенности, может быть развит, переложен mutatis mutandis в другие развивающиеся сферы, например, в сферу видеоигр.

В целом, это исследование подтвердило, что презумпции в авторском и смежных правах призваны решить различные задачи не только путем предположений об обычном поведении субъектов хозяйственной деятельности. Анализ механизмов показывает, что они преследуют цели улучшения позиции авторов и, в более широком понимании, истцов, а в ряде случаев они призваны закрепить сложившиеся экономические и социальные отношения и повысить правовую определенность для поддержки развития культурных индустрий. Эти цели не всегда противоречат друг другу, но необходимо следить за тем, чтобы минимизировать ситуации, в которых эти цели становятся непримиримыми. Для этого требуется более глубокое понимание как теоретических основ авторского права, так и экономических реалий и их развития в том или ином секторе.

Выявлена иная особенность ряда презумпций – потребность в них усиливается применительно к объектам или действиям, связанным с новыми технологиями. Это наглядно видно в презумпции, устанавливающей меру существенности количества данных в базе данных, но также проверяется при взгляде за распределенным характером ролей в Интернете, что потребовало от высших судебных инстанций дополнительной помощи в определении лица, на котором лежит ответственность (владелец сайта, информационный посредник, и т.д.). То же можно сказать об аудиовизуальном произведении, правила в отношении которого устанавливались уже после зарождения современного авторского права – во Франции эти правила появились только в законе 1957 года, в Бернской конвенции в Брюссельском акте (1948), но значительнее в Стокгольмском акте (1967), и сперва применялись к более ограниченной категории «кинематографических» произведений. (Erratum (или Примечание): ограниченная охрана кинематографических произведений предусматривалась в Берлинском акте (1908, ст. 14), но в список произведений статьи 2 Бернской Конвенции они были введены только в 1948 году). В таком случае законодательная техника презумпций позволяет не менять устоявшиеся правила и при этом фиксировать принятые обычаи в ситуациях, в которых охраняемые интересы отличаются от тех, что определяли ход развития авторского права.

Из различий между двумя правопорядками можно также подчеркнуть, что в целом во Франции презумпции ведут скорее к упрощению доказывания права лица, особенно юридического лица, на подачу иска в защиту права, при формальном сохранении требования доказывания существования охраняемого объекта. В России же охраноспособность объекта презюмируется, больше доказательств требуется для установления наличия права на защиту, особенно в случае коллективного, организованного творчества.

Учитывая значение презумпций для «мягкого» регулирования гражданских правоотношений, данное исследование необходимо дополнить изучением динамики закрепления презумпций в Российском законодательстве и в разъяснениях высших судебных инстанций, сравнить их использование в рамках арбитражного и гражданского процесса, конечно, подробнее рассмотреть презумпции в сфере защиты прав.